Письмо о Молитве. О материнской молитве.

О воле Бога и... человека.

Анастасия Матвеевна Рылеева (урожденная Эссен), мать декабриста Кондратия Рылеева, вышла замуж по любви за подполковника, командира Эстляндского егерского батальона Федора Андреевича Рылеева. В 1795 году у них родился долгожданный сын Кондратий - Коня, как она его называла.Свидетельством ее жизни, поразительного откровения, забот и тревог является обнаруженное историками пись­мо, о котором знают очень немногие.

...Я была матерью четверых детей, родившихся до моего дорогого Конички, и все они умерли в младенче­стве,- пишет Рылеева. - Как я молилась! Как я просила Господа Бога о сохранении им жизни. И когда увидела крест на свежей могиле последнего из них, я не смогла встать с колен. Я упала головой на маленький холмик, охватила его руками и молила - нет, требовала; требова­ла живого ребенка, живого, здоровенького! И я вымо­лила его у Бога - родился мой Коничка.

Священник сказал мне: «Поступите по старинному обычаю: не гонитесь за знатными кумовьями, не взыскуйте покровительства сильных мира сего, дайте Все­вышнему выбрать духовных родителей вашему дитяти. Когда понесут его крестить, пусть возьмут в восприем­ники от купели первых встречных мужчину и женщину. И нареките ему имя по крестному, которого пошлет вам Бог». В отчаянии, которое сменилось надеждой, мы с мужем так и поступили. Когда ребенка вынесли на до­рогу, первыми, кого встретила там наша матушка, были отставной солдат на деревянной ноге и старушка ни­щая. Мы с мужем одарили их как могли, усадили за крестильный стол, и они стали нашими кумовьями. Слу­живого звали Кондратием, так мы назвали нашего сына.

Коничка остался жив. Три года я была счастливой матерью. Коничка радовал меня, рос хорошо, наш до­машний доктор радовался вместе с нами. И вот новое горе вошло в наш дом: Коничка тяжело заболел - круп. Он метался в жару, никого не узнавал и задыхался. Наш врач сразу попросил созвать консилиум. Приехал изве­стный доктор из Петербурга, осмотрел Коничку и мол­ча вышел из комнаты. Разговаривал только с нашим врачом, а уходя, сказал Федору Андреевичу (отцу): «Бывают чудеса. Если вы набожны, молитесь!» Со мной врачи не говорили. Да разве мне были нужны слова? Я же мать, я и так понимала, что мое дитя обречено. Мой Коничка, мое счастье...

Наступила ночь, как считали врачи, - последняя ночь моего сына. Я отпустила нашу матушку отдохнуть и ос­талась одна у его постели. Ребенок продолжал метаться, он весь осунулся, личико его посинело, а из горла слы­шался свист, сменявшийся страшным, заставлявшим сжиматься мое сердце хрипением...

Где искать защиты от злой судьбы? Только в милосер­дии Божьем, только в нем. И я упала перед иконами, висевшими в углу комнаты. Как я молилась! Поистине в тот час я была вне себя. Тогда вся душа моя была полна мольбы и надежды, не заученные молитвы повторяла я – скорбь матери говорила за меня. Я не знаю, что слу­чилось со мной в тот час. Душа моя возмутилась, я про­тянула руки к иконам и закричала: «Всемогущий Боже! Если возможно, да минет меня чаша сия. Пойми же меня в моей скорби. Все страдания, какие ты захочешь послать, низвергни на меня, но спаси жизнь моего сына. Ты учил нас молиться: «Да будет воля ТВОЯ», но я го­ворю - только в этом, только в единственном случае - да будет воля МОЯ».

Я не знаю, сколько времени простояла на коленях перед иконами, и даже не знаю, где была - только не на земле. И вдруг я почувствовала неестественное забытье, странный необыкновенный сон. Я поднялась с колен, в последний раз взглянула на образ Ангела-Хра­нителя с зажженной свечой в руке, висевший вместе с другими иконами, и, прошептав «Заступись», шатаясь, побрела к кроватке моего несчастного ребенка. Не знаю, что было дальше. Кажется, я сидела, склонившись над умиравшим, и целовала его худенькие, судорожно сжа­тые ручки... Как вдруг оттуда, где я только что стояла на коленях, раздался голос:

– Опомнись, женщина, ты сама не знаешь, о чем про­сишь Господа.

Я обернулась и увидела Ангела с горящей свечой в руке, стоящего передо мной. Киот, в котором висела икона, был пуст. Как странно! Я не испугалась и не удивилась, только в мольбе сложила руки.

– Опомнись, – опять заговорил Ангел, и в его голосе я услышала скорбную укоризну. – Не моли о выздоров­лении сына. Бог всевидящ. Он знает, зачем должна угас­нуть эта жизнь. Бог милосерден, он хочет избавить тебя же от ужасных страданий.

– Я готова на все. Все приму с благодарностью, лишь бы жил мой ребенок...

– Но страдания ждут не только тебя, будет страдать и твой сын. Хочешь, я покажу тебе все, что его ожидает, – неужели и тогда ты будешь упорствовать в своей слепоте?

– Да, хочу! Покажи все, все. Но я и тогда буду молить Бога о жизни моего сына. Да будет воля МОЯ...

И Ангел поплыл передо мной, паря в воздухе. Я шла сама не знаю куда. Я проходила длинный ряд комнат,

отделенных друг от друга не дверями, а толстыми темными занавесями. Перед каждой завесой ангел останавливался и спрашивал меня :

– Ты упорствуешь, ты хочешь видеть, что будет дальше?

–Да, – отвечала я. И тогда ангел отодвигал завесу, и мы входили в следующую комнату.

 В первой комнате, куда я вошла,  я увидела моего Коничку в кроватке, но он уже не умирал, а тихо спал, румяный и здоровый. Я протянула к нему руки, хотела броситься к нему, но Ангел властно простер свою руку и позвал меня с собой.

Во второй комнате я увидела моего мальчика отроком. Он сидел за столом, учился, читал что-то и, увлеченный книгой, даже не поднял на меня глаза.

В третьей комнате, куда мы пришли очень быстро, я увидела его юношей, в военном мундире. Он шел по городу, который мне был неизвестен и казался чужест­ранным. Коня мелькнул мимо и даже не остановился ни на минуту, он не видел своей матери...»

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.

Кондратий Федорович Рылеев (1795-1826) получил образование в Первом кадет­ском корпусе, откуда был выпущен в 1814 году прапорщи­ком в кавалерию и направлен в действующую армию. Участвуя в заграничном походе, побывал в Швейцарии, Франции, Германии, Польше. В 1815-1818 годах служил в России, вышел в отставку в чине подпоручика. В начале 1819-го с молодой женой поселился в Петербурге. Стал публиковать первые стихотворения, посвященные войне 1812 года. Дружил с Пушкиным, Грибоедовым, высоко ценившими его поэзию.

Ангел же вел мать дальше: «В четвертой комнате я уви­дела его совсем взрослым, в гражданском платье. Он был чем-то занят, мне показалось, что он был на службе. Мы вошли в пятую комнату, в ней было много народу, со­всем незнакомые мне люди о чем-то говорили, спорили, было шумно. Но вот поднялся мой сын, и, как только заговорил, все замолчали. Слушали его с большим вни­манием, я бы сказала, с восторгом. Я слышала его го­лос, он говорил громко и отчетливо, но я не понимала ни одного слова.

А Ангел подводил меня к следующей завесе, и, когда он обратил свое лицо ко мне, я ужаснулась грозной силе его.

– Сейчас ты увидишь ужасное, – сказал он сурово. – Оду­майся, пока не поздно. Если ты зайдешь за эту завесу, все предначертанное свершится. Но если смиришься – вот, я поведу крылом, и свеча угаснет, с ней угаснет и жизнь твоего ребенка, и он избавлен будет от мук и покинет землю, не зная зла. Хочешь ли ты видеть то, что сокрыто за этой завесой?

– Бог милосерден, сказал ты. Он пощадит нас. Хочу. Веди меня. Да будет воля МОЯ! – отвечала я и пошла вперед.

Ангел раздернул завесу и я увидела… виселицу. Ужас охватил меня, я вскрикнула и очнулась. Я сидела все так же, склонившись над кроватью Конички.

Рука моя отказывалась держать перо, но я должна дописать все. Сын мой, радость моя единственная, сладко спал, повернувшись ко мне личиком, и тихо спокойно дышал…

Я не смела пошевелиться, боясь разбудить его, и не смела верить своему счастью. Счастье было так велико, что заслонило собою все страшные мгновенья ночного видения. Я только плакала и благодарила Бога. А потом…Потом стало постепенно сбываться все, что предсказал в ту ночь грозный Ангел».

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.

Супруги Рылеевы были небогаты: два их небольших поместья в Тульской губернии в 1798 году Федор Андреевич промотал. Мало того, он бесцеремонно вручил  Анастасии Матвеевне дочь Ан­нушку от своей любовной связи. Она полюбила девочку и до конца дней заботилась о ней как о родной. В 1800-м брак и вовсе распался. От полной нищеты спасли Ры­лееву богатые родственники. Подарили небольшое име­ньице Батово в Петербургской губернии, определили маль­чика в Сухопутный шляхетский кадетский корпус, где он провел 13 лет, а Аннушку – в пансион для благородных девиц. Сама Анастасия Матвеевна всю жизнь жила на той грани бедности, которая не переходила в нищету бла­годаря родственной поддержке. Но для сына она не жа­лела ничего, никогда не забывая о пророческом открове­нии.

«Никогда я никому не рассказывала о своем видении и сама боялась вспоминать о нем. И только один раз дрогнуло мое сердце, когда Коня служил в армии и с войсками нашими, изгонявшими Наполеона, проходил через европейские государства. Он задержался в Дрездене у родственника нашего Михаила Рылеева, бывшего тогда комендантом этого города. Сын мой отличался остроумием и насмешливостью. По молодости своей и нраву, склонному к занятиям юмористическим, он слагал эпиграммы на окружающее его общество. Очень скоро на него посыпались жалобы. Михаил Николаевич вызвал его, накричал и велел в 24 часа покинуть город. «Иначе, – сказал он, – я отдам тебя под суд и расстреляю». Конечка же ответил ему: «Не пугайте, любезный дядюшка, кому быть повешенным, того не расстреляют».

Что же это, сын мой, чувствовал ты это или знал? Не тогда ли, когда ты метался в жару на пороге смерти, задыхаясь и синея от удуший, мучили твою детскую душу те же страшные видения?»

Мать не знала, что, будучи в Париже, ее сын посетил салон известной прорицательницы мадемуазель де Ленорман. Может быть, поэтому и прозвучали в его поэме «Наливайко» пророческие для него строки:

«Погибну я за край родной,

Я это чувствую, я знаю,..

И радостно, отец святой,

Свой жребий я благословляю…»

«…И как все сбывается, – писала Рылеева. – Ты приводишь в дом своих друзей – и я узнаю их: я знаю их по моему сновидению. И еще ужаснее сжимается мое сердце: ведь ты уже в предпоследней комнате моего сновидения.

Ты помнишь ли, сын мой, как я спросила тебя недавно: «Скажи мне, что вы задумали? Зачем собираетесь? Сердце мое чует беду, сынок». И навсегда упало мое сердце, когда я услышала ответ: «Не бойтесь, маменька, ангел мой. Мы стоим за правое дело, и мы готовы на все. Отступать мы не можем. Разве не осудили бы вы меня, если бы я отступился от товарищей и предал бы наше дело? Так нужно Отечеству… Не отговаривайте меня, маменька, а благословите на все, что бы ни случилось со мною».

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.

В 1813 году К.Ф.Рылеев стал членом Северного общества декабристов. Он был радикалом - выступал за введение в России республикан­ского правления, разделяя идеи П.И.Пестеля. Рылеев сыг­рал решающую роль в подготовке восстания 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. Накануне на его кварти­ре проходили заседания «северян», где разрабатывались де­тали переворота. 14 декабря больной Рылеев пришел на площадь, узнал о провале восстания. Увидев Николая Бе­стужева, он сказал: «Пред­сказание наше сбывается, последние минуты близки, но это минуты нашей свободы...»

А его мать за несколько лет до этого написала в своем письме: «Я поняла, что это конец. Но я прижала тебя к сердцу и благословила. Да будет воля моя и на то! Все муки матери приняла я на себя в ту далекую ночь – приняла и эту, последнюю!Ты сказал: «Я стою за правое дело» – и значит, так нужно.

Вы, те, к кому я протягиваю мои руки, с кем я говорю сейчас, может быть, через многие годы, которые протекут с этого часа! Клянусь вам всеми страданиями, перенесенными мной, что все написанное мной – правда, светлая правда!»

К.Ф.Рылеев был повешен 13 декабря 1826 года вместе с Пестелем, Каховским, Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым»

Надо пояснить, что в общественном сознании декабристы, учинившие попытку государственного переворота и убийства царской семьи, еще с советских времен занимают место – чуть ли не святых. А между тем многие из них, как и Рылеев, раскаялись в содеянном. Мы же продолжаем возносить их за страшные грехи.

«Бог и Государь решили участь мою: я должен умереть и умереть смертию позорною. Да будет Его святая воля! Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи ни на него, ни на Государя: это будет и безрассудно и грешно. Нам ли постигнуть неисповедимые суды. Непостижимого? Я ни разу не возроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святый дивно утешал меня. Подивись, мой друг, и в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О, милый друг, как спасительно быть христианином. Благодарю моего Создателя, что Он меня просветил и что я умираю во Христе. Это дивное спокойствие порукою, что Творец не оставит ни тебя, ни нашей малютки. Ради Бога не предавайся отчаянью: ищи утешения в религии.

Настеньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю тебе более всего заботиться о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства – и она будет щастлива.

Прощай! Велят одеваться. Да будет Его святая воля. Твой истинный друг К. Рылеев».